Орал? Мой постоянно так делает. Единственный способ заставить его проявить ко мне внимание – совершить какой-нибудь бесшабашный поступок.

– Нет, он сам мне перечислил необходимую сумму, – рассказывал я, шагая по палубе, засунув руки в карманы белых брюк. – Подарок за то, что не отказался жениться на Полине Орловой и вести вместе с отцом семейный бизнес. Отмечаю первый отпуск по полной!

– Утомился, да? – повис на мне Миха, хохча. – А почему не с невестой?

– Она моим родителям нравится, вот пусть с ними и отдыхает!

Я скинул его и тоже засмеялся.

– Во дела…

– Они думают, что рядом с женой я стану серьезнее, перестану кутить и начну работать.

– Работать… Какое странное слово. Я считаю, что после учебы надо немного отдохнуть, годик-другой. После каторжного труда в Оксфорде!

– Каторжного? Твой отец, по-моему, оплатил все несданные тобой экзамены.

– И что? Я тратил душевные силы – волновался из-за зачетов.

– Вот заливаешь! – покачал я головой. – Эх! Мой отец считает, что двух высших образований и ученой степени достаточно, чтобы начинать работать.

– Не повезло тебе, – выдохнул Миха, и мы спустились в каюты.

Парни проверяли мягкость кроватей и холодильник с выпивкой.

– Этого будет явно мало! – возмущался Никита. – Надо докупить.

– Этим и займемся, когда закончим с осмотром. Пойдем сначала на обед, потом – за продуктами. И сразу на виллу собирать рюкзаки для морского недельного путешествия вдоль побережья Коста-Брава.

Парни загудели.

– Повара ты тоже нанял, мажор?

– Конечно. Кто-то из вас разве умеет готовить?.. Вот и я нет. Идемте, познакомлю с капитаном судна, сам я пока еще не получил права.

– Еду в каюты нам будут разносить?

– Нет, будет шведский стол.

– У-у… на официантов, значит, не хватило? – поддел меня Никита.

Я показал ему красноречивый, неприличный жест одним пальцем, и он наконец-то загоготал. Достал меня! Бубнил без умолку, стоило только увидеть мою яхту.

– Обязательно возьмите флисовые толстовки или ветровки – вечером в море может быть довольно прохладно, – я распоряжался, когда мы шли в один из ресторанчиков марины.

– Мы точно не пойдем ко дну? – забеспокоился Саня. – Я не умею плавать.

– Не бойся! – я успокоил его, потрепав по темно-русой макушке. – Капитан опытный, и на борту есть все необходимое. К тому же удача всегда со мной. Будь уверен, с нами ничего плохого не может случиться!

…Я наблюдал, как Владимир возвращается на поляну: на ходу он протирал руки серой тряпкой, видимо, после какой-то грязной работы. К этому времени теплый ветер уже высушил мои слезы. Но я чувствовал, что глаза все еще были немного красными, а на губах и щеках до сих пор чувствовались дорожки от соленых потоков. Подойдя ближе, он задержал взгляд на припухших веках, но ничего не сказал. Вместо этого взял ручки инвалидной коляски и покатил меня ближе к полуразрушенной церкви.

– Хочу показать тебе как там внутри, – его голос был низким, мягким и успокаивающим.

Перед входом в храм он перекрестился и поклонился, после чего перекрестил меня. Открыл дверь, и мы оказались в абсолютно пустом помещении с высокими сводами. Здесь не было ни икон, ни цветов, ни лавочек. Только бетонный пол и белые стены, с которых кое-где облезала штукатурка, открывая коричневые кирпичи. В нос ударил аммиачный запах лежавшего тут когда-то удобрения.

Владимир встал передо мной, поставив руки на бока, рассматривая храм изнутри, будто был здесь в первый раз.

– За много лет селитра пропитала толстенные стены насквозь, – он подошел к стене и провел по ней пальцем. – Ты только посмотри… – вниз посыпалась пыль. – Вековой кирпич крошится от одного прикосновения.

– Ого!

Владимир прошел мимо меня, ведя рукой по пустым стенам.

– Храм выглядит… внушительно, – я наконец подобрал подходящее слово.

– Да, – согласился он, глядя вверх. – Жаль, что находится в такой глуши. О нем мало кто знает. Раньше тут проходил Сибирский тракт, – послушник махнул рукой в сторону, – по которому Император Николай II ехал из Тобольска в Екатеринбург на расстрел. Он молился здесь… А еще по этой дороге ссыльные каторжане шли пешком от этапа к этапу. Радищев, Достоевский, декабристы… Но со временем дорогу перенесли в другое место, и храм остался в стороне, укрытый стеной густых лесов.

Лицо Владимира светилось добротой и жизнелюбием. У него была необъяснимо приятная аура, какая бывает только у маленьких детей, которые еще не столкнулись с жестокостью этого мира. Я не ждал от него подвоха, не анализировал его жесты, мимику, интонацию, как нас учили в Оксфорде на уроках психологии. Просто как-то неожиданно для себя расслабился.

Мы познакомились с ним только сегодня утром и пока успели обменяться лишь парой слов. Я думал, что он откажется присматривать за мной. Однако, к моему удивлению, Владимир был оптимистично настроен и с рвением взялся за дело. У меня в голове не укладывалось: разве может быть такое, что человек хочет помочь бескорыстно? И не просто помочь, бездушно отсыпав денег, а именно вкладывая свои самые дорогие ресурсы: личное время и физические силы. И не потому, что кто-то на него смотрел и со стороны оценивал поступки, а потому что он сам по себе был такой – добросердечный. Я раньше никогда не встречал таких людей.

– А там выход на колокольню, – Владимир указал на узкую лестницу в стене. – Давай наперегонки, кто первый доберется до верха.

– Очень смешно, – ответил я и состроил кислую мину.

Послушник хохотнул.

– Не вешай нос. Все будет хорошо, – подбодрил он меня, и я почему-то ему поверил, поэтому улыбнулся в ответ.

– Последний раз видел такую лестницу, когда поднимался на купол храма святого Петра в Ватикане, – я снова посмотрел вверх. – Она так же замурована в стене и ведет к куполу и к статуям на крыше… Тогда я был еще на своих ногах.

– Расскажешь как-нибудь, что с тобой случилось… Когда будешь готов поделиться, – это был не вопрос, но все же я согласно промычал ему в ответ. Хотя при том сам точно не знал, что произошло. Мне еще предстояло выяснить, кто в компании друзей был предателем.

Стоило только вспомнить произошедшее, как щеки и уши наливались кровью от злости.

Ничего-ничего! Как только узнаю, кто это сделал, ноги ему вырву!

Я стиснул зубы.

Владимир взял ручки коляски и направился к выходу. Нам в лица дохнул медовый аромат. Июнь. Это было время, когда густо цвела липа.

– Место здесь намоленное веками, – я слышал, как Владимир улыбался за моей спиной, – настоящее место силы.

– Поэтому здесь построили жилье для паломников? – я все еще злился, но нашел в себе силы мотнуть головой в сторону нескольких современных домов с зелеными крышами.

– Да, здесь часто бывают гости. Приезжают даже иностранцы.

– Правда? – я сделал вид будто мне интересен этот разговор. – Никогда бы не нашел это забытое Богом захолустье!

– Не Богом. Людьми, – поправил меня Владимир и повез коляску по территории скита.

В траве были уложены бетонные тротуары, на клумбах яркими огнями пестрели цветы. Складывалось впечатление, будто храм каждый день посещали люди. Кто-то усердно трудился над чистотой этого места, заботился о нем.

– Уже год прошел, а все никак не привыкну к тому, что зависим от других, – мой голос дрогнул. – Тебе надо было просто оставить меня в монастыре. Не надо было тащить меня с собой в отдаленный скит.

Было слышно, что он тихо посмеивается.

– Для меня ты – не обуза, а мое послушание. Я с радостью берусь за все, что мне поручают. К тому же мы с тобой, похоже, ровесники. Нам не будет скучно вместе… Даже если ты теперь в коляске, окружающие тебя люди особенно хотят помочь тебе жить в полную силу. Знаешь, как говорит батюшка Серафим? Если ты здоров, это не значит, что ты – везунчик. Ты должен стать глазами для слепого, ногами – для лежачего. Бог с нас спросит по делам нашим: не сколько денег мы на кого-то потратили, а сколько любви и утешения подарили людям. Мне совсем не сложно было